Ларе-и-т`аэ - Элеонора Раткевич

– Именно, – хмыкнул Арьен. – Думаешь, когда моя дражайшая сестра узнала, что я едва без ног не остался, она мне хоть минуту покоя дала? Да меня Илмерран, и тот никогда так не тиранил!

Упомянутый гном воззрился на бывшую ученицу с потрясенным уважением. Заставить непоседу Арьена не только учить урок, но и выучить его… на такой подвиг ни один гном не способен!

– Конечно, таким целителем, как она, мне не бывать, – продолжал между тем Эннеари, – но продержаться на первое время, а потом помочь целителю – сколько угодно. Я действительно могу ехать. И если мы хотим в этом деле разобраться, лучше на потом не откладывать. Правда, его риэрнское величество не из ранних пташек, до полудня его даже показательной казнью не выманишь, но лучше поторопиться. Очень уж интересно, что они с Терианом на два голоса споют, когда увидят меня целым и невредимым.

Лерметт перевел взгляд на Илери. Она ответила ему утвердительным кивком.

– Держи. – Лэккеан неловко сунул Арьену в руку разорванное ожерелье. Сама мысль том, что он держит чужое лареит'аэ, приводила его в немыслимое напряжение, и он явно не чаял, как избавиться от ожерелья – а разговор, как назло, свернул в другую сторону.

Эннеари на мгновение стиснул в ладони окровавленный трофей. Вот она, горстка камней и деревяшек, за которой он пришел под нож и петлю… то, что его тело еще вчера считало частью себя…

Ладонь его разжалась, и ожерелье упало на снег.

– Не нужно, – усмехнулся Эннеари. – Разве что на память.

– Но… – задохнулся Лэккеан. – Это… это ведь твое лареит'аэ…

– Нет, – коротко ответил Эннеари.

– Нет?! – остолбенел Лэккеан.

– Нет, – хором откликнулись Илери и Лерметт и невольно улыбнулись нечаянному совпадению.

Эннеари сжал прохладные пальцы Шеррин чуть сильнее и обернулся к ней.

– Вот лареит'аэ, – сказал он тихо и так просто, что не поверить ему было нельзя. – Верно, Лериме?

Оба Лериме – и Лерметт, и Илери – согласно кивнули. Так согласно, словно представляли собой единое целое и слитный разум.

– А что это такое – лареит'аэ? – полюбопытствовал Эттрейг – вместо Шеррин, окончательно потерявшей дар речи.

– То, без чего нельзя жить, – неуклюже ответил Ниест.

– Так что имей в виду, Шайри – если ты при первой же возможности не повиснешь у меня на шее взамен этого шнурка с камешками, жизни мне не будет, – улыбнулся Эннеари.

Слова его могли показаться шутливыми и даже ехидными – но в голосе звенела такая неистовая, такая беззащитная, такая искренняя нежность, словно кроме них двоих с Шеррин на всем белом свете сейчас не было никого.

– Только эльф может улыбаться так обольстительно, когда у него вся морда в крови, – пробурчал себе в бороду Илмерран. – Арьен, ты неисправим.

У него за спиной раздался внезапно приглушенный снегом стук копыт, и гном обернулся.

Исцеленная Илери соловая кобылка, забытая впопыхах на лесной дороге, решила отыскать наездницу. Она шла, бойко перебирая стройными ногами и помахивая хвостом, и никак не могла взять в толк – почему при ее появлении все сначала подскочили на месте, словно это и не она, а чудище какое, а потом сразу столь же необъяснимо успокоились. Ну, да у этих двуногих вечно в голове какието странности.

Глава 14

Залетная птица

– Ннуу… не знаю, – с сомнением протянул Сейгден. – И так уже сколько времени потеряли.

– Время у нас покуда есть, – заметил Эттрейг. – Но в обрез.

– Как будто еще несколько минут чтото изменят! – яростно возразил Эннеари.

Каждого из этих людей, а уж Лерметта тем более, он бы поодиночке уговорил. Но всякий раз, когда ему приходилось убеждать в чемто не одного, а сразу нескольких людей, Эннеари неизменно терялся. До сих пор, несмотря ни на что – терялся. Будь другие эльфы рядом, возможно, он нашел бы, что сказать – но Илмерран самым непререкаемым образом отправил и четверку друзей и Илери по какимто неотложным делам. Объяснять, куда и зачем он их разослал, гном не удосужился, да и спрашивать было некогда.

– Почему ты так настаиваешь? – удивился Лерметт.

– Да я просто не могу дозволить, чтобы Шайри вошла к Иргитеру в таком виде! – возмутился Эннеари.

– А чем тебе такой вид плох? – поинтересовался Лерметт.

Вид, и в самом деле, не шел ни в какое сравнение с прежним. Вернуть изуродованные брови и ресницы в их обычное естество для Илери труда не составило – да и что это для эльфийской целительницы? Ведь не рана, в конце концов. А если глянуть, что за кудри скрывались под натянутым на самый лоб стоячим чепцом… нет, всетаки надо быть эльфом, чтобы под таким маскарадом углядеть эту своеобразную, ни на что не похожую красоту.

– Да тем, что стоит Шайри появиться в этом платье, и весь наш план рухнет! – упрямо заявил Эннеари. – Никакого ошеломления не получится.

– Знаешь, – благоговейно выдохнул Лерметт, – я впервые в жизни вижу, как ты врешь. Да еще так нагло.

Эннеари зарделся до корней волос.

– Да, вру! – взорвался он. – Лериме, как ты не понимаешь? Это крысомордие посмело напугать женщину. Мою женщину! Напугать до такого вот унижения! – Арьен гневным взмахом кисти указал на красное с розовым платье Шеррин. – И я, потвоему, допущу, чтобы она показалась этому мерзавцу в наряде своего страха и унижения?!

– А теперь не врешь, – очень серьезно кивнул Лерметт.

– Я не понимаю, о чем вы спорите, – робко вмешалась Шеррин. – У меня же все равно других нарядов нет.

– Зато у меня есть! – рявкнул Эннеари.

Лерметт вытаращил глаза.

– Я с собой четыре нарретталя приволок, и все разные, – чуть остывая, произнес Арьен. – Ну… как посол… если какойнибудь пир или там прием…. в общем, если важная церемония, и надо одеться на человеческий манер, дабы почтить… тьфу! Лерметт, да не смотри на меня так! Сам ведь знаешь – послам каких только глупостей делать не приходится… так я на всякий случай.

Лерметт снова пресерьезнейшим образом кивнул, но губы его дрогнули.

– Нарретталь, он ведь и мужчинам, и женщинам годится, – продолжал Эннеари. – Широко особенно не будет, мы, эльфы, и вообще народ не широкий. А что длинно, так это вмиг подрезать можно. Нарретталь ведь можно сколько угодно подрезать, это не платье.

Он снова, не сдержавшись, метнул взгляд на злополучное платье Шеррин – такой обвиняющий, словно оно само было повинно в своем выдающемся безобразии.

– Воротник, правда, совершенно мужской, но даже и так будет лучше. Все лучше, чем это… эта… взбесившаяся клумба! Шайри, ну я тебя очень прошу…

– И не проси, – хмыкнул Сейгден. – Какая женщина от нового наряда откажется? У вас десять минут, ваше высочество.